Статкевич предлагает «переформатировать» 3 июля. Поддержат ли его массы?

Николай Статкевич призывает оппонентов правящего режима прийти 3 июля на митинг на Октябрьскую площадь в Минске. Акция, разрешения на которую Статкевич не запрашивал, а только уведомил горисполком, приходится на государственный праздник — День независимости, когда в столице проходят военный парад и другие мероприятия с участием президента Беларуси.

Фото Сергея Балая

Идею использовать государственный праздник для оппозиционной активности Статкевич высказывал давно и уже опробовал 1 мая в Минске. Когда же российский политик Алексей Навальный призвал своих сторонников 12 июня, в День России, выйти на акции протеста по всей стране, то Статкевич заявил, что россияне используют его идею.

 

Три различия между белорусской и российской оппозиционной деятельностью

Между тем нужно иметь в виду, что белорусские и российские оппозиционеры действуют в очень разных условиях. В России де-факто уже разворачивается президентская кампания и Навальный претендует на роль основного оппонента Владимира Путина. В Беларуси же приближаются лишь выборы в местные советы (Центризбирком предлагает провести их 18 февраля 2018 года), то есть цена вопроса намного ниже российской.

Есть и серьезные правовые отличия. В России действует заявительный принцип проведения массовых мероприятий. Там инициатор лишь уведомляет о своем намерении собрать людей и городские власти не вправе запретить митинг, но могут изменить время его проведения. Что же касается одиночных пикетов, то их и вовсе не требуется согласовывать.

Нечто подобное в Беларуси возникает только во время избирательной кампании и только для целей этой кампании (появился, впрочем, законопроект о заявительном принципе организации массовых мероприятий, но еще на уровне согласования документа силовой блок высказался против).

Не менее важно различие в ресурсах, которыми располагает оппозиция. Благодаря более широкому присутствию рыночных отношений в России в политическую борьбу вкладывают деньги представители не только малого, но и крупного бизнеса. В Беларуси оппозиционерам приходится только мечтать о поддержке со стороны малого бизнеса, а о крупном и вовсе речи нет.

Кроме того, в Беларуси порядка 80% рабочих мест контролируется государством, поэтому проявлять нелояльность режиму участием в акциях или пожертвованием средств отваживаются немногие.

 

Что общего

Оппозиционные структуры в Беларуси и России разобщены, практически не присутствуют в законодательных и представительных органах, а также лишены выхода к массовой аудитории с помощью телевидения.

Еще очень похоже правоохранительные органы разгоняют несогласованные акции в Москве и несанкционированные акции в Минске. Участники протестов и там, и тут находятся под угрозой штрафов и ограничения свободы.

Впрочем, жители России могут дойти в споре со своим государством до Европейского суда по правам человека и даже получить компенсацию за несправедливый приговор национального суда. У жителей Беларуси такой возможности нет.

 

Лозунги и задачи

Навальный идет на обострение конфликта с Кремлем, отказывается играть по его правилам. Этот оппозиционер еще в апреле анонсировал массовую акцию в День России, предложив выйти на улицы с государственными флагами под теми же антикоррупционными лозунгами, что и в марте после игнорирования властями его расследования «Он вам не Димон» (разоблачительный фильм о премьер-министре РФ Дмитрии Медведеве).

Но вся эта борьба с коррупцией — инструмент борьбы за власть. Как говорит Леонид Волков, начальник штаба Навального, тот ведет кампанию за доступ к выборам (поскольку в связи с судимостью не имеет права баллотироваться на пост президента).

Объективно на сегодня Навальный замкнул на себя надежды большинства противников российского правящего режима. Его кампания пытается поставить Кремль перед фактом, что Навальный — ключевой кандидат, главная персональная альтернатива Путину и что без участия Навального президентские выборы не будут иметь надлежащей легитимности. Не факт, что российский режим даст себя заманить в такую ловушку, но шансы на это выглядят довольно высокими.

Статкевич также осознанно идет на обострение с властями, принципиально проводит акции без их разрешения. Все его митинги содержат в итоге требование, чтобы действующий президент ушел в отставку. Но это мало похоже на собственно борьбу за власть. Статкевич не представляется альтернативой Лукашенко ни в оппозиционных кругах (здесь хватает амбициозных политиков), ни в широком обществе.

Если Навальный прямо претендует на власть, то Статкевич на сегодня не хочет или не может предложить похожую формулу. Белорусский политик как бы таскает каштаны из огня для кого-то другого — «расширяет территорию свободы» в целом.

По словам Статкевича, «чтобы изменить власть мирным путем, достаточно, чтобы на улицы вышли три процента населения».

Согласно этой формуле требуется мобилизация порядка 300 тысяч жителей Беларуси. В последние годы особым успехом считается сбор трех тысяч человек, и такие акции можно пересчитать по пальцам. А вот на несанкционированную акцию 1 мая в Минске вышло порядка 200 человек.

Правда, на несанкционированной акции число участников имеет другой вес. Если на «Чернобыльский шлях» с разрешения властей собирается 600 человек, то это уже выглядит не очень солидно. Если такое же и даже меньшее число приходит на несанкционированную акцию, то это воспринимается совершенно иначе, как значительный успех. Ну и медиаэффект несанкционированным акциям обеспечивают правоохранительные органы за счет применения силы.

 

Борьба вокруг смысла праздников

12 июня, в День России, власти в Москве устроили спектакль с игрой в историческую реконструкцию, в ходе которой смешались люди в форме НКВД и оппозиционные демонстранты. Маркером оппозиционности среди прочего оказалось использование государственного флага, который рядышком раздавала всем желающим провластная организация. По крайней мере полиция задерживала людей с триколором, считая их участниками несогласованной акции.

В Беларуси национальный бело-красно-белый флаг уже 22 года не является государственным, и правоохранительным органам не приходится сомневаться, кем по политическим взглядам являются люди, которые используют такую символику.

При этом в случае Навального использовать День России для уличной активности вполне естественно — это не только противопоставление патриотов и коррупционеров, но и отсылка к романтическим первым годам правления Бориса Ельцина, когда отказ от коммунизма воспринимался как выбор демократии и свободы слова. Более того, именно нынешние российские власти откровенно дистанцируются от такого восприятия 12 июня.

Для Статкевича идеологически невозможно воспринимать 3 июля как День независимости Беларуси — и потому что есть День Воли 25 марта, и потому, что суверенитет Беларусь объявила 27 июля 1990 года, и потому, что именно Лукашенко перенес главный национальный праздник на 3 июля...

Именно поэтому Статкевич говорит в обращении на своем YouTube-канале: «Нам нужно вернуть дату 3 июля как День освобождения от гитлеровских захватчиков. Дата очень важная, так как за нее отдал жизнь каждый третий белорус. Заменив День освобождения на День независимости, мы не имеем ни того, ни другого. 3 июля Беларусь никакой независимости не получила. Надо вернуть эту дату и слово «освобождение» — оно очень емкое».

Но практически никто из лидеров оппозиционных структур не готов подписаться под этим лозунгом Статкевича. Да, в советское время 3 июля отмечался день освобождения Минска, но за возвращение этого праздника города, собственно, никто и не борется. Иное дело 25 марта или 27 июля — там понятна борьба за повышение статуса исторической даты.

«Мы выйдем в День освобождения, чтобы освободить себя, освободить свои души от предательства, холуйства и лжи. Освободим себя — освободим страну!» — говорит Статкевич.

Когда Лукашенко переносил День независимости с 27 июля на 3 июля и присовокуплял в довесок словосочетание «День Республики», он форматировал ситуацию под тогдашнюю линию на интеграцию с Россией, слово «независимость» микшировалось.

Когда Статкевич пытается переформатировать 3 июля из уже привычного государственного праздника в оппозиционный День освобождения, то политик использует стиль поведения лидера большинства, не являясь такой фигурой и не располагая ресурсами государственной пропагандистской машины.

 

Чтобы что?

Статкевич в своих выступлениях строит символическую конструкцию, убеждая аудиторию, что происходит политическое событие. Однако на поверку это оказывается чем-то таким, что американский политолог Мюррей Эдельман еще полвека назад называл «политическим спектаклем».

Здесь не происходит реальной артикуляции интересов, удовлетворения требований граждан. Если продолжить метафору, то граждан убирают с политической сцены в зрительный зал и развлекают зрелищем — пусть и с элементами интерактива.

Впрочем, есть разница, когда «политический спектакль» выступает инструментом политической борьбы его устроителей и когда он не выполняет конкретной инструментальной функции, оставаясь «искусством ради искусства».

В случае с призывом Статкевича выйти на акцию 3 июля затруднительно вычленить не только реальную, но и публично заявленную цель. Что должно произойти в результате несанкционированного прорыва оппозиционеров в центр города в день, когда принимает парад президент? Перформанс? Если нет, то что?