Беларусь переросла своего первого президента
23 года назад Александр Лукашенко мастерски использовал постсоветскую растерянность «красного человека». Но сегодня система Лукашенко стала тормозом для Беларуси…
Тогда, 23 года назад, 10 июля 1994 года, Лукашенко стал триумфатором именно благодаря демократии, адептов которой потом не раз брезгливо назовет «дерьмократами». Во втором туре первых в Беларуси президентских выборов директор совхоза «Городец», набрав 80,6% голосов, поверг в прах могущественного, как считалось, премьера Вячеслава Кебича.
Заметьте: Кебич, которого оппозиция полагала отпетым авторитаристом, не решился (а может, просто не имел достаточных рычагов) сорвать второй тур или сфальсифицировать его итоги.
Короче, механизм реальных выборов, реальной политической конкуренции сработал, вознеся Лукашенко, простого парня из деревни, на фантастическую высоту. И триумфатор прежде всего занялся методичным уничтожением этого механизма.
Сегодня вместо него — муляж. И ежу понятно, что единственную оппозиционерку с партбилетом в Палату представителей прошлой осенью тоже назначили (ну, скажем мягче — соизволили пропустить).
Застой массе уже не мил
Да, в 1994-м демократы, как обычно, были разрознены, выставили двух кандидатов, разорвавших голоса электората, ориентированного на укрепление независимости, подъем национального духа и европейское развитие страны.
Но по большому счету, Лукашенко выиграл потому, что на фоне высоколобых соперников-демократов с их витанием в эмпиреях показал себя гениальным популистом, виртуозом политического момента. Он мастерски использовал постсоветскую растерянность того «красного человека», феномен которого исследует Светлана Алексиевич.
Лукашенко пообещал вернуть светлое прошлое, во многом мифологизированное, — со стабильными ценами и прочими гарантиями примитивного социалистического рая. Народ, измученный хаосом на руинах империи, поверил.
Долгое время первый президент был реально популярным. Прежде всего потому, что за счет игры в братскую интеграцию и, соответственно, жирных российских субсидий удалось поднять уровень жизни до вполне устраивавшей массу белорусов триады «чарка, шкварка, подержанная иномарка».
Но потом эта удобная модель сломалась, как шарманка папы Карло. Заработки обвалились, попытка вновь поднять их печатанием пустых денег закончилась плачевно. И народ разлюбил кумира. Не случайно в прошлом году так серьезно наехали на НИСЭПИ, который ежеквартально давал рейтинги президента на основании национальных опросов. Рейтинги стали никудышные, и НИСЭПИ разгромили.
Теперь о рейтингах можно только догадываться. Но показательно, что над грянувшими в феврале — марте «дармоедскими» протестами (а они охватили все регионы и вовлекли в себя и тех, кто раньше относился к твердому президентскому электорату) реяла кричалка «Нет — декрету № 3, Лукашенко, уходи!» То есть протестовали не только против неумного документа, но и против очевидного уже и обывателю застоя власти.
Только вот теперь эту власть через избирательную урну черта с два сменишь. А попробуешь через улицу — огребешь так, что мало не покажется. Вспомните разгром Площади-2010, шесть лет тюрьмы для главного заводилы уличных протестов Николая Статкевича, наконец — крутую оснащенность и зловещую слаженность силовых структур, зачистивших Минск в День Воли 25 марта 2017 года.
Искусно маневрирует, но не меняет систему
Да, Лукашенко уже далеко не тот, что был в 94-м. И не только потому, что постарел, приобрел вальяжный консервативный лоск благодаря дорогим костюмам и со вкусом подобранным стилистами галстукам.
Ныне он аккуратно дистанцируется от России, а в периоды конфликтов и сам не прочь изобличить ее имперские замашки с пафосом, достойным пассионарного оппозиционера-эмигранта Зенона Пазьняка. Первый президент, прежде твердивший, что белорусы и русские — один народ, дал отмашку на вышиванки, мягкую белорусизацию, заговорил о древних истоках нашей государственности (IX век, Полоцкое княжество — короче, раньше Московии). То есть перенимает элементы идеологии как раз у «свядомых», которых столько лет третировал (впрочем, и сейчас не особо жалует).
Наконец, он сделал ставку на нормализацию отношений с Западом. Даже выпустил из-за решетки перед минской сессией Парламентской ассамблеи ОБСЕ «страшных боевиков» — фигурантов насквозь политического «дела патриотов».
Но все это — лишь маневры с целью сохранить (в том числе и оградив от опасных интенций восточного союзника) режим личной власти. Опасение пошатнуть ее блокирует все идеи даже осторожной трансформации анахроничной политической и экономической системы.
В окружении Лукашенко немало грамотных технократов, которые при иных установках сверху вполне четко могли бы реализовывать рыночные реформы. Причем у меня такое чувство, что дисциплинированные белорусские чиновники выполнили бы эту задачу образцово, за несколько лет превратив Беларусь в страну, которую хоть завтра можно смело принимать в Евросоюз.
У нас сильный, высокопрофессиональный МИД. Но посмотрите, чем вынуждены заниматься наши дипломаты. Они выгораживают недемократичный режим на международной арене. Им вменено в обязанность выполнять роль толкачей, впаривать иностранцам устаревшую продукцию нереформированных отечественных предприятий.
У нас немало мыслящих, патриотичных, но неудобных власти людей с проектами цивилизованных преобразований. Сегодня этих оппонентов режима держат в черном теле, в андеграунде, изображают деструктивными элементами, хотя направь их энергию в нужное русло — страна рванула бы вперед.
Но пускать эту слишком самостоятельную и амбициозную публику в правительство, парламент, даже местную власть — страшно. Это же надо создавать совсем другую конструкцию страны — с реальным разделением властей, политической конкуренцией, самоуправлением, нормальным гражданским обществом. Нет уж, дудки!
Тормоз — наверху
Один из рефренов президента таков: мол, я-то к реформам готов, но вы, народ, не готовы. Замечу, что сильный лидер должен иметь смелость и для непопулярных реформ, тянуть общество за собой, а не заигрывать с наименее продвинутой его частью.
У нас же как раз продвинутые слои общества де-факто дискриминируются, потому, в частности, что склонны к не санкционированной сверху активности да и в принципе более критичны по отношению к власти. Мозговитая молодежь уезжает из страны, потому что в чужих землях многим легче себя реализовать.
Вместе с тем, и тезис о неготовности широких масс к преобразованиям уже неубедителен. По данным Белорусской аналитической мастерской (Варшава, руководитель Андрей Вардомацкий), в апреле 78,9% белорусов ответили «да» на вопрос, нужны ли нашей стране экономические реформы. Причем из ответивших положительно 57,4% считают, что суть реформирования должна состоять в уменьшении роли государства в экономике.
Похоже, белорусы все четче понимают, что ставка на консервацию системы ошибочна. И что тормоз перемен — наверху. Страна переросла своего первого президента.
Обсудим?