Скульптурный фетишизм в Беларуси. 20 странных городских памятников

В белорусских городах памятники ставят кому и чему угодно. От огурца до робота. Памятники реальным людям — скорее исключение. Naviny.by пытаются понять логику, по которой местные власти отбирают сюжеты для городской скульптуры.

Облик места, где мы живем, — отражение нашего сознания. Наша среда обитания становится всё ухоженней и украшенней, но настораживает смысловое, ценностное наполнение. Самый доступный способ постичь его — это посмотреть на современную городскую скульптуру.

Лягушка, дворничиха, роботы, яйцо… Ощущение, что тебе 7 лет и ты в батлейке.

За редким исключением, нас окружают бытовые и сказочные сюжеты — простые и незамысловатые, как и сама белорусская жизнь. Это белорусы как народ инфантилизировались или кто-то хочет, чтобы так казалось? Разберемся на практике.

Предлагаем взглянуть на 20 примеров современной городской скульптуры. Они объединены по темам: типизированные бытовые персонажи, сказочные герои, мифологические животные. Последовательность тематических групп повторяет этапы мировоззрения человека — от архаичного фетишизма до бытового реализма. Только в обратном порядке.

 

Вместо личностей — бытовые персонажи

Здесь белорусская уличная скульптура преуспела. В столице у центрального вокзала прохожий стреляет сигаретку, дама отдыхает на скамейке — типичные городские персонажи.

Еще большее воплощение получил народ не отдыхающий, а занятый делом. В Гомеле на центральной улице дворничиха смотрится в зеркало, опершись на метлу. Еще одна есть в Минске. В столице на двух рынках поселились торговцы. На Комаровском — бабушка с семечками, на Западном — дядька Антось с гусем и поросенком.

Воплощают в бронзе пассажиров: у вокзала в Молодечно — студентка на шпильках, у гомельской железнодорожной станции — мужичок на чемодане. В Могилеве — целый станционный смотритель.

Увековечены еще: метровый заправщик с бензоколонкой, банщик (Минск), водопроводчик (Гомель), балерины, работники цирка и т.п.

Самый яркий и образный памятник на бытовой сюжет, по нашему мнению, установлен в Клецке. Это баба, длинный язык которой протыкает гвоздь.

 

 

В современной скульптуре изображение человека редкостью не назовешь. Редкость — изображение конкретных личностей. На фоне бесконечных заправщиков и циркачей появление памятников Ирине Паскевич (последней княгине Гомеля), Скорине, Монюшко с Дуниным-Марцинкевичем, скорее, исключение из правил.

 

Сказочные герои

Увековечение сказочных героев в скульптуре было бы более логичным на родине авторов этих сказок. Бронзовая русалочка, например, сидит в порту столицы Дании, откуда родом ее автор Андерсен.

У нас памятники сказочным героям появляются по другой причине — они дороги выросшим на них детям, нынешним городским властям. Отсюда Гулливеры (в Гомеле и Орше), волк и заяц из «Ну, погоди!» (Волковыск), недавно сотворенный и сразу же сломанный Маленький принц (Могилев), звездочет (Могилев), троица Буратино, Арлекино и Мальвина (Гомель), лягушка-путешественница (Гродно). Роботы-музыканты — также, видимо, смесь детско-юношеских увлечений автора.

Осмысление жизни, окружающего мира, общественных связей через сказочных героев — это мировоззрение характерно для развивающихся, юных культур. Оно появилось на месте более архаичного, в котором одухотворялись, обожествлялись животные, представлявшие для человека сверхценность.

 

Мифологические, символические животные

Какую сверхценность представляют для белорусов, строящих АЭС и являющихся «донорами безопасности в регионе», свинья, бобр, воробей, мамонт и цмок? Памятники животным с медицинской регулярностью появляются на улицах наших городов. Симптоматично, что в бронзе застывают животные, близкие нам по духу и географически.

В истории скульптуры каноничными считаются изображения львов, орлов и других животных, символизирующих власть и силу. На территории Беларуси шляхта увековечивала покойных домашних любимчиков, часто собак.

Появление современных анималистичных фигурок этим не объясняется. Корни явления, скорее всего, в тотемизме. Вспомните статую волчицы, вскармливающую Ромула и Рема. У древних римлян и современных белорусов животное превозносится в культ, ему поклоняются, носители культа могут связывать себя с ним какими-либо узами.

 

Фетишизм: от яйца

Волшебных прялок в нашей скульптуре нет, зато есть сгущенка, огурец, яйцо и вишня. Это предметы, благодаря которым живет и славится какой-либо регион. Демонстрация ценности продукта окружающим, дань уважения ему…Чем это не фетишизм — культ неодушевленных вещей, выраженный в поклонении им?!

Фетишизм, как и тотемизм, — самые архаичные религиозные мировоззрения человечества.

 

Искусственная инфантилизация

В современной белорусской скульптуре есть темы, которые практически пришли в упадок. Это скульптура абстрактная и исторически-портретная.

На счет первой сказать почти что нечего. На слуху лишь скульптура 2009 года «Лента Мёбиуса» у Академии наук в Минске. И это печально, так как ограничивает творческое, то есть свободное, общественное сознание. Абстрактное скульптурное мышление — это высочайший пилотаж: попробуй изобрази и осознай справедливость, независимость или, не дай бог, свободу.

Также немногословны скульпторы на тему портретно-историческую, когда запечатлеваются ценные для общества фигуры, при том, что тема далеко не исчерпана. На один памятник условному Мулявину приходится по 10 памятников условных огурцов.

Искусственное ограничение возможности скульпторов творить на темы высокие привело к тому, что пустоты заполняются фигурками более примитивного идейного уровня. Этот уровень не конфликтен по отношению к текущей государственной идеологии и поэтому полностью ее устраивает.

Творческие ограничители художников имеют комплекс причин, главными из которых является некое подобие культа личности в Беларуси и невысокие художественные притязания властей, решающих, что и где увековечить.

Несмотря на то, что публика имеет дело со скульптурной попсой, она ей нравится. Фетишный огурец и тотемичный бобр находят отклик в душах людей, натирающих до золотого блеска выступающие части фигурок.

Власти апеллируют к живущим в нашем сознании детям, а в подсознании — к предкам с их верой в сверхъестественные силы природы, животных и вещей. Сами того не подозревая, чиновники обращаются к коллективному бессознательному (теория Юнга), и, увы, тактически оказываются правы.