Финансы

Деньги уходят — инфляция остается

Я сделал это! В последний момент! Прелюдия была невыносимо долгой, и я уже потерял всякую надежду, что у меня получится. Но есть еще порох, есть… Вчера, 31 марта, я наконец обменял в Нацбанке вышедшие из обращения 20-рублевые купюры. Поход туда сегодня будет там воспринят как первоапрельская шутка: срок обмена истек.



Вкратце история вопроса. 1 сентября 2012 года Набанк прекратил выпуск в обращение купюр достоинством 10 и 20 рублей образца 2000 года. С 1 марта по 30 сентября 2013 года их можно было обменять на остающиеся в обращении более крупные купюры в Нацбанке и других банковских учреждениях, с 1 октября 2013-го по 31 марта 2014 года — только в Нацбанке.

Времени, как говорится, вагон и инкассаторская машина, но народ привык всё делать в последний день. На свои 20-рублевые купюры я смотрел полгода. Поход в Нацбанк сдерживала необходимость склейки четырех из них (всего пять): когда-то они были в кошельке у сына и пострадали в школе в ходе одного из детских конфликтов. Наступило 31 марта — отступать было некуда, разве только в сторону улицы Льва Толстого возле железнодорожного вокзала, где расположено главное управление Нацбанка.

На полу — большой белый лист бумаги, ножницы, скотч, кусочки 20-рублевых купюр. Все это без движения лежало несколько месяцев и успело запылиться. На часах полдень, пора заняться делом. Паззл складывается в три целые и две неполные купюры. На одной из «инвалидок» серийный номер сохранился в обоих местах — должны принять. Вторую оставляю без движения, все равно некратная сумма получается — 120. Фото на память—вместе со сторублевкой, сестра которой меня дожидается в Нацбанке.



Кстати, если подумать, 100 рублей — это целое состояние. Без учета деноминаций 1994 и 2000 годов — 1 000 000 рублей. В советские времена при зарплате 120 рублей на такую сумму нужно было работать 700 лет, десять жизней.

Хотя валютным рынком занимаюсь уже 20 лет, в офисе Нацбанка на Толстого не был ни разу. Классический «тихий центр». Издали здание похоже на элитное жилье с застекленными лоджиями, а не на офис, недолго и перепутать.

У открытой кассы № 2 уже стоит дама, в руках у нее целых ворох 10- и 20-рублевых банкнот. «Тоже решили обменять?» — спрашиваю. «Ну да, последний день, правда, ехать далеко, я ведь у кольцевой живу». — «И сколько насчитали?» — «1600-1700 рублей». — «На дорогу, небось, потратились?» — «Зато совесть чиста».

В это время кассир интересуется у меня, зачем стою. Увидев купюры, предлагает пройти в кассу № 1 или № 3. В кассе № 1, которая уже открылась после перерыва, почему-то отправляют в кассу № 4. На мое недовольство реагируют готовностью принять купюры и отнести в четвертую кассу. Спасибо, поздно.

У кассы № 4 старичок покупает рублевую монету на тему белорусского балета. 80 тыс. рублей — в прейскуранте это самое дешевое предложение. Все остальные цифры как минимум шестизначные. Протягиваю купюры: «Это я один такой идиот сегодня?» «Нет, — звучит суперответ. — Но в пятницу (28 марта. — авт.) несли больше».

Кассир видит, что купюры в скотче, и изучает так, будто на обмен дали пять стодолларовых банкнот. Хотя все признаки платежеспособности присутствуют. Йес! Получаю вожделенную сотню. Буду хранить вечно. Или до следующего изъятия.

Ведь что такое 100 рублей? Один американский цент. А о 50 рублях, которые теперь являются самой мелкой банкнотой, вообще говорить несерьезно. Еще одна девальвация — и как минимум эта купюра прикажет долго жить. Собственно, и нынешний рост курса доллара и цен незаметно пишет ей смертный приговор.