Сплотит ли Статкевич белорусскую оппозицию?

После без малого пяти лет тюрьмы белорусский оппозиционер Николай Статкевич, помилованный 22 августа, предстал перед публикой не изможденной жертвой режима, а энергичным харизматиком с голливудской улыбкой.

И это укрепило надежду части убежденных противников Александра Лукашенко, что не сломленный заключением Статкевич станет мотором перемен в раздробленной, деградировавшей оппозиции. Придаст ей второе дыхание, консолидирует своим магнетизмом. Такая эйфория чувствуется в антилукашенковском (назовем его так) сегменте фейсбука.

Аналитики же сомневаются, что ключевые персоны оппозиции дружно признают вчерашнего политзаключенного № 1 своим лидером, первым среди равных.

Даже идея выдвинуть его символическим кандидатом во время заключения не снискала общей поддержки. В новой же ситуации предполагается не размахивать нарисованным символом (а то и спекулировать на нем), а подчиняться волевому, резкому персонажу в реале, что гораздо дискомфортнее.

Холодный душ от бывшего узника

Вероятно, некоторые оппозиционные деятели уже почувствовали дискомфорт. Вечером 22 августа на автовокзале в Минске Статкевич не только поблагодарил за поддержку, но и жестко заявил, что в оппозиции сейчас ситуация патовая, стратегии нет. Заметил, что нынешний бойкот выборов — это «бойкот слабаков, которые не собрали подписей».

А это уже вполне конкретные камешки в огород пытавшихся баллотироваться на предстоящих 11 октября президентских выборах лидера Объединенной гражданской партии Анатолия Лебедько и председателя «Справедливого мира» Сергея Калякина. Последние на днях вынуждены были признать, что их инициативные группы с задачей собрать по сто тысяч подписей граждан за выдвижение не справились.

Те, кто изначально был за бойкот и априори хулил Лебедько с Калякиным за игры с режимом, тоже могут не найти в Статкевиче опоры. Тот никогда не был адептом бойкота, а на парламентские выборы 2000 года и вовсе повел свою партию наперекор остальным.

Впрочем, и у него, Статкевича, готовой сильной стратегии в зэковском вещмешке не оказалось: «У меня был вариант, но для той ситуации, когда я в заключении».

После короткого отдыха вчерашний политзаключенный собирается обсудить с другими лидерами оппозиции, как ей действовать дальше. Однако с учетом сказанного выше взаимопонимание отнюдь не гарантировано. Скорее, Статкевич способен стать раздражителем.

Между тем прежнего раздражителя — Владимира Некляева, тоже яркую фигуру и тоже посидевшего после Площади, уже выдавили из оппозиционного мейнстрима на туманную периферию: достал заклинаниями про единого кандидата и вообще.

К слову, и единого кандидата на выборах 2006 года Александра Милинкевича в свое время сместили с неформального трона весьма быстро. Злые языки говорят, что внутривидовая борьба в белорусской оппозиции куда яростнее, чем с проклятым режимом.

И если уж язвить, то, возможно, кое-кому из обживших свои маленькие оппозиционные ниши Статкевич за решеткой был удобнее, чем на воле. Сегодня ему рукоплещут, а завтра, когда наступит на мозоль, могут выкатить претензии за старое: занимался-де раскольничеством, не так себя вел в день Площади-2010…

Нужна ли массе боевая стратегия?

И потом, заметьте, мы пока говорим лишь о проблемах, с которыми суждено столкнуться освобожденному политику на первом уровне — уровне оппозиционного гетто (да, как ни печально для обитателей, сегодня это гетто).

Второй уровень — электорат, массовое сознание. Тема политзаключенных волновала западных политиков и довольно узкий слой внутренних противников режима. Большинство белорусов о наличии этих узников и не знало.

Согласно июньскому опросу НИСЭПИ, электоральный рейтинг Статкевича (при ответе на открытый вопрос «Если бы завтра снова состоялись выборы президента Беларуси, за кого бы Вы проголосовали?») составил 5%. Сравните: у Лукашенко — 38,6%, Некляева — 4,7%, Лебедько — 4,2%, Сергея Гайдукевича — 3,9%, Калякина — 3,1%.

Иначе говоря, у ряда персон из оппозиции примерно такие же рейтинги, что и у героически выдержавшего почти пять лет тюрьмы Статкевича. И сам по себе статус несломленного героя не дает ключа от умов и сердец массы.

К тому же лозунги жесткой борьбы с режимом сегодня не в моде: белорусский обыватель напуган тем, что случилось с Украиной после свержения Виктора Януковича.

Между тем Статкевич имеет давнюю репутацию уличного бойца, после тюрьмы выглядит по-прежнему бойцом (в отличие от Александра Козулина образца 2008 года, тогдашнего политзаключенного № 1, который после помилования поразил отстраненной философско-религиозной риторикой и быстро ушел в тень).

В общем, Статкевич образца 2015 года вряд ли намерен пережевывать манную кашу мирных перемен (лозунг активистки кампании «Говори правду» Татьяны Короткевич, которая претендует на роль кандидата в президенты на выборах-2015).

Более же радикальная стратегия и в самой оппозиции не всем понравится (кое-кто довольно уютно встроился в статус-кво), и широкой публикой вряд ли будет принята на ура. Народ озабочен падением уровня жизни и при этом настроен довольно патерналистски. Он хочет услышать интонации кормильца.

Герой-одиночка под колпаком системы

Впрочем, через год-два настроения массы могут сильно измениться из-за весьма вероятного после выборов социально-экономического кризиса. Рванут цены и тарифы, еще сильнее упадет производство, начнется безработица…

Хоть белорусы и терпеливы, однако был и феномен пролетарской Площади в апреле 1991 года — сто тысяч работяг перед Домом правительства в Минске после двукратного повышения цен на закате СССР.

Но тогда коммунистическая власть выглядела слабой. Лукашенко же неизменно показывает, что любой бунт готов давить в зародыше. Если что — за новыми (а то и новыми-старыми) политзаключенными дело не станет. И народ ныне в настроении, далеком от демократической эйфории начала 90-х. Пока затягивание поясов не толкает протестовать на улицу.

Так что закавыка не в самом Статкевиче и не в какой-то особой сварливости белорусской оппозиции, а в специфике политической системы и сегодняшнем состоянии общества. Под колпаком автократии, при апатии массы герою-одиночке практически невозможно сотворить чудо.