Экипаж-призрак танка «Клим Ворошилов»
Эта странная, отдающая мистикой история произошла в 1981 году на Дретунском полигоне под Полоцком…
Эта странная, отдающая мистикой история произошла в 1981 году на Дретунском полигоне под Полоцком…
Командир танкового батальона нашего 339-го гвардейского мотострелкового полка капитан Николай Денежкин был известным в военном городке Уручье фотографом-любителем. И, подобно многим любителям, проявлял страсть к критическому разбору печатных работ фотографов-профессионалов. Раскрыв в штабе батальона свежий номер окружной газеты «Во славу Родины», Денежкин цепко ухватил взглядом групповой снимок танкистов.
Десяток парней в новеньких шлемофонах и чистых комбинезонах (ну, удивительно чистых!) сидели в живописных позах с гитарой под сосной. Сразу возникала мысль о том, что служба в Советской Армии им доставляет радость. Подпись к снимку бодро сообщала: у танкистов был долгий и трудный марш, но, наконец, объявили привал, и куда только делась усталость — звенит гитара, раздается веселая солдатская песня…
Комбат Денежкин хищно разгладил газетный лист.
— Я при танке Т-72 состою уже десяток лет. Иногда даже забираюсь внутрь. И привык думать, что знаю об этой машине все или почти все! Но пусть мне кто-нибудь объяснит: куда в груженую по-походному «семьдесятдвойку» можно засунуть гитару? Прикрепить ее тросами снаружи к башне?.. Но что тогда подумает Супостат, который денно и нощно контролирует действия капитана Денежкина сквозь объективы разведспутника «Ки-Хоул»? Подумает он, что капитан Денежкин созрел для поступления в Военную академию бронетанковых войск имени Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского… Конечно, у Супостата имеется свое отношение к тяготам и лишениям воинской службы. Насколько я знаю, возимый комплект инструментов и принадлежностей американского танка «Абрамс» включает резиновую ванну. Вот пусть Супостат и принимает в ходе марша ванну и чашечку кофе, пусть играет на гитаре и электрооргане. А мой Ванюшка-механик после команды «Глуши двигатель» должен вылезти из башни, обойти танк кругом, побрызгать на катки, дважды их пересчитать, а потом вытянуться вдоль борта и — спать, спать, спать! Так «надавить на массу», чтоб мазутная его скула оставила выемку на броне! И, кстати, если Ванюшка отключит тангенту шлемофона от радиостанции, находящейся в режиме дежурного приема (а иначе как ему играть на гитаре под сосной?), то будет лично мною разобран на запчасти и отправлен посылкой в адрес его школьного военрука… Нет, я, конечно, понимаю, что гитару эту вместе с фотокором и чистыми комбезами привезли на штабном «уазике». Но вот чего мне жаль, так это то, что ни у кого не оказывается в руках фотокамеры, когда бывает момент действительно стоящий. Ты случай с танком КВ на Дретунском полигоне помнишь?..
Эта странная, отдающая мистикой история произошла вблизи железнодорожной станции Дретунь под Полоцком. Южнее станции на сотни квадратных километров протянулся крупнейший в Беларуси военный полигон. Ландшафт тут дикий: леса таежного типа, болотные хляби с заросшими озерами, в которых водятся черные окуни, реки, где вода стоит вровень с торфяными берегами. И самое невероятное — обширные дюны. Они коварнее болот потому, что на высотах встречаются малоприметные участки зыбучих песков. Случалось, танки мгновенно затягивало в них на глубину четырехэтажного дома. Вместе с экипажами…
Уже много месяцев на полигоне готовили большие маневры с боевой стрельбой. Валили лес и мостили десятки километров болотных гатей. В бетонных чревах насыпных курганов оборудовали пункты управления для высокого армейского начальства. С невероятным размахом и обстоятельностью сооружали укрепрайоны «противника», которые должны быть сметены огнем.
Мишенями ставили не фанерные щиты или обтянутые марлей каркасы, а настоящую боевую технику. Например, так: вколачивают в гребень холма четыре бетонные сваи метров по двадцать высотой, а сверху делают площадку. Прилетает совершенно натуральный вертолет и прицельно на эту площадку садится. Пилот прощается с боевой машиной и спускается по свае. Мишень готова. Ух, как горела потом эта «вертушка», в которой топливные баки намеренно оставили полными!
А вот на земле расстреливать современную технику пожалели. Решили пустить на убой ветеранов: танки и самоходные артиллерийские установки времен Великой Отечественной войны. Бог весть из каких стратегических хранилищ притянули эшелоны на станцию Дретунь эти славные машины.
Можно только догадываться, что испытают в душе приглашенные на маневры ветераны-фронтовики Великой Отечественной, когда увидят, как горят их САУ-100, их Т-34…
А вот армейская молодежь ничего, кроме азарта, не ощутила. Двадцатилетние ребята с упоением лупили современными кумулятивными зарядами по машинам, штурмовавшим Будапешт и Берлин. Как замечательно корежилась и горела старая броня, ощупанная лазерными дальномерами!
Но все же было одно происшествие, после которого осталось что-то внутри. За две недели до боевого этапа маневров «Запад-81».
…Команда развязных в своей опытности танкистов-старослужащих во главе со щеголеватым капитаном готовилась тащить к месту «убоя» очередную машину. На этот раз с железнодорожной платформы им сгрузили тяжелый танк КВ — «Клим Ворошилов». Далее его собирались буксировать современным танком Т-72.
— Ну вот, мои юные друзья, — капитан в выбеленном хлоркой комбинезоне щелкнул ореховым прутом по голенищу. — Перед вами замечательный образец советского танкостроения, названный в честь того, о ком пелось «и первый маршал в бой нас поведет». Масса пятьдесят две тонны. Экипаж шесть человек. Как с такой прорвой «лишного» состава командир управлялся — я не знаю. Гаубица сто пятьдесят два мэмэ, три пулемета. Выстрел был равен по стоимости трем парам хромовых офицерских сапог. Лобовая броня, увы, семьдесят пять миллиметров. Вот ты бы, гвардии ефрейтор, согласился на таком воевать?.. Как это — нет! А ведь немцев победили! Ну, цепляйте дедушку. Мир праху его.
Советский танк КВ-2. Фото из собрания Военного альбома. |
Военнослужащие Вермахта с трофейным танком КВ-2. Из собрания Фото военных лет. |
Набросили тросы, но «Клим», бурый от слоя консервирующего покрытия, трогаться с места не хотел. Катки словно бы приросли к тракам.
— Обороты! — еще раз скомандовал капитан водителю буксировщика.
Облако выхлопных газов от «семьдесятдвойки» накрыло КВ, и никто не уловил момент, когда из сизой этой пелены вдруг прорвался короткими толчками дым совершенно черный. «Клим» ожил!
Гусеницы, силком протащенные по земле, запустили двигатель, некогда оставленный на передаче. «Клим» долбанул в корму «семьдесятдвойку», та испуганно вильнула в сторону, и буксировочные тросы слетели.
Древний танк тронул с места сам по себе. Он медленно шел по прямой, подминая болотный кустарник.
— Нечистая! — дурашливо заорал механик и бросился следом.
На непривычно высокую корму старого танка воин-гвардеец вскочил так борзо, что треснул на заднице ушитый комбинезон. Надо остановить вдруг ожившего ветерана! Но люки КВ не поддавались современным башенным ключам.
Экипаж-призрак шел в атаку. Последнюю.
«Клим» остановило только то, что метров через триста выгорел ничтожный остаток топлива в его баках. Запыхавшиеся солдаты столпились перед танком.
— Эй, дед, выходи! Война уже кончилась! — механик постучал ключом по старой броне.
Кто-то нахлобучил ему шлемофон на нос…
— Николай, а ты помнишь, в каком направлении двинулся тот КВ? — спросил я.
— На Запад! — ответил капитан Денежкин. — На Запад!
…И вот еще что вспомнилось. Под расстрел на участке наступления нашей шестой мотострелковой роты были отданы не танки КВ, а более легкие самоходные артиллерийские установки — САУ-100. В них «сидели» роботы, которыми по радио управляли операторы с вышек. Несправедливость заключалась в том, что эти САУ не могли выстрелить в ответ.
Накануне, 8 сентября 1981 года, мы снаряжали ленты автоматических тридцатимиллиметровых пушек. Командир роты Михаил Байков (крайний справа на снимке — с ведомостью выдачи боеприпасов в руке) мрачно стоял над каждым экипажем.
Затем эти ленты загружали в башни БМП-2.
9 сентября, находясь в колонне перед боевым развертыванием, я приоткрыл командирский люк и сфотографировал машины, которые следовали за мной. А после мне было не до фотоаппарата, потому что началась стрельба. Мысли командира взвода об одном: успеть бы выпустить боекомплект — полтысячи снарядов на машину. И таких машин действовали сотни.
Остались в Дретуни после нас груды гильз.
Остались выжженные, отравленные пространства полигонов на белорусской земле.
Происходило все это в мирное время...
Обсудим?