Политзаключенных разложили по полочкам

 

Ведущие правозащитники из Беларуси, Польши и пяти постсоветских стран сверили позиции по вопросу, кто такой политзаключенный. Необходимый для профессиональных юристов формализм в документе по итогам этой работы вызвал иронию со стороны неискушенных наблюдателей.

Руководство по определению понятия «политический заключенный» было презентовано в конце октября на III Белорусском правозащитном форуме в Вильнюсе.

Над документом работали ведущие правозащитники из Азербайджана, Грузии, Литвы, Польши, России, Украины и Беларуси. Среди белорусских представителей были Олег Гулак, Татьяна Ревяко, Валентин Стефанович, Елена Тонкачева, Инна Кулей.

В белорусской медиасреде документ был встречен со смесью иронии, скепсиса и критики: мол, занимаются бесполезным занятием, да еще и политзаключенных на непонятные категории делят.

«Координационная группа «За волю!», отдельные блогеры высказывали какие-то замечания и претензии», — рассказал юрист и политолог Юрий Чаусов.

В чем разница между категориями?

Говоря коротко, политическим заключенным, по мнению авторов руководства, является человек, подвергнутый лишению (ограничению) свободы из-за его политических и иных убеждений, осуществления своих гражданских прав, правозащитной деятельности или по признаку пола, расы, религии и т.д. Все политузники разделяются на две категории.

В первую входят политзаключенные, лишенные свободы исключительно в силу факторов, указанных выше, не виновные в совершении какого-либо преступления.

Ко второй категории относятся люди, которые действительно могли быть причастны к реальному правонарушению, но суд над ними по все тем же политическим причинам оказался несправедливым, они были подвергнуты незаслуженно суровому наказанию либо стали жертвой избирательного правосудия.

По словам Юрия Чаусова, разница между категориями «в том, какие действия требуются от государства для восстановления нарушенных прав». Если речь идет о первой категории — освобождение и полная реабилитация с возмещением вреда. Если о второй — проведение справедливого суда.

И еще штрих: человек не может быть признан политзаключенным, если он совершил насильственное правонарушение против личности (кроме случаев самообороны и крайней необходимости) или был замешан в разжигании национальной, расовой, религиозной ненависти.

Списки — отнюдь не формальность

«Больше политзаключенных — больше споров, относится ли данный человек к политзаключенным или нет», — так коротко разъяснил Юрий Чаусов причину, побудившую правозащитников к разработке руководства.

Действительно, таких спорных кейсов в Беларуси уже немало. Взять, например, тех же анархистов, участвовавших в хулиганском нападении на российское посольство, но получивших сроки не меньшие, чем порой дают за убийство.

Многие со скепсисом смотрят на случай «шпиона Гайдукова», по некоторым сведениям, действительно пытавшегося выйти на контакт с американскими спецслужбами. С другой стороны, если учесть закрытость суда и маловероятность того, что Андрей Гайдуков выдал иностранцам реальные секреты, возникают серьезные вопросы относительно необходимости тюремного заключения за возможную, скажем так, юношескую глупость.

Сюда же можно отнести случай ксендза Владислава Лазаря, обвиняемого в измене государству. При том что перипетии его дела на сегодняшний день весьма туманны, оппозиционеры, в частности, христианско-демократического крыла стали требовать признать священника узником совести.

Трудно дать однозначно политическую трактовку истории с активистом Площади-2010 Василием Парфенковым, недавно помещенным на год в лечебно-трудовой профилакторий, по свидетельствам ряда его знакомых — не безосновательно.

Менее спорен, но все же неоднозначен случай правозащитника Алеся Беляцкого. Есть большие сомнения по поводу того, действительно ли он нарушил налоговое законодательство. Независимые наблюдатели, однако, единодушны в том, что свой срок Беляцкий получил не за это.

Скептики могут возразить: ну что принципиально изменится в зависимости от того, как правозащитники будут трактовать понятие политзаключенного?

Все же не нужно забывать, что список этих людей уже давно стал фактором геополитики, определяющим отношения Беларуси с ЕС. Санкции против конкретных чиновников вводятся и отменяются, когда те или иные фигуранты пополняют или покидают этот список.

Именно поэтому на первый план для белорусских правозащитников выходит вопрос единства в оценках и подходах. На карту поставлены, во-первых, судьбы людей, а во-вторых — отношения государств.

Избавиться от политиканства и лишних споров

По словам соавтора созданного правозащитниками руководства, главы Центра правовой трансформации (Lawtrend) Елены Тонкачевой, после событий декабря 2010 года «кто только не начал заниматься вопросами политзаключенных».

Правозащитница привела пример дискуссии своих коллег с представителями незарегистрированной партии «Белорусская христианская демократия» и движением «За волю!» по поводу отнесения к узникам совести ряда активистов анархистского движения.

«Стало понятно, что кроме наших аргументов нам надо что-то иметь в руках, какой-то документ, чтобы все остальные, кому захочется об этом говорить, могли опираться на согласованные подходы», — пояснила Тонкачева.

Кроме того, подготовленное руководство поможет решать конфликты между профессионалами-правозащитниками и политиками, решившими заняться проблематикой политзаключенных по зову сердца или по другим причинам.

«Мы будем понимать, что этот документ — консолидированная позиция правозащитного сообщества, а все остальные говорят со своей личной позиции», — отметила Елена Тонкачева.

По словам правозащитницы, процесс редактирования документа окончен: «Мы не принимаем замечаний, предложений, пожеланий и так далее. Мы работали над ним год».

Комментируя желание искусственно расширить список узников совести, собеседница БелаПАН подчеркнула: «Если человек в трудном положении, это не значит, что мы должны нивелировать понятие «политзаключенный».

По сути, представленное на правозащитном форуме руководство — это не только попытка специалистов выработать единые подходы к юридически, политически и морально важному вопросу. Речь идет о стремлении экспертов оставить дискуссию о политзаключенных в профессиональном русле, избегая политических эмоций и профанации.