Правила жизни Светланы Алексиевич

ои родственники по отцу — белорусы. А бабушка и мать — украинки. Когда я была на Майдане в Киеве, видела фото «Небесной сотни», я стояла и плакала. Это тоже моя земля.

лобер говорил, что он — человек-перо, а я о себе думаю: я — человек-ухо. Вот раньше я слышала, что будет супермаркет, начнем жить как все. Супермаркеты появились, а нам до счастья далеко.

 люблю добрый гуманитарный русский мир, перед которым преклоняется весь мир. Перед литературой, балетом, музыкой. Но не люблю мир Берии, Сталина, Путина.

сть такая книга — «Совесть нацистов». Там рассказывается, как постепенно, в течение 10 лет, в Германию вползал фашизм. Ведь немцы не были антисемитской нацией. Сначала, когда им говорили — не ходите к таким-то дантистам, к таким-то портным, — они шли именно к ним. А через 10 лет вокруг уже лагеря смерти. Как это произошло? Надо было нажимать на самые простые, самые примитивные кнопки.

 меня есть дача под Минском, и там живет Петр Селивестрович. Я могу объехать весь мир, приду к Петру Селивестровичу, он говорит: а нам весь мир не указ, мне принесли пенсию и мне добра. Как пробиться к сознанию этого человека и сказать, да, ему «добра шкварка и чарка», а его внуку, не дай бог, если через 50 лет будет все та же чарка и шкварка. Нужно чувство ответственности, а не капитуляции перед жизнью. Вы хотите новую жизнь, но почему вы думаете, что новую жизнь кто-то вам сделает?

то мне нравится в европейских людях и чего мы не умеем. Вот идут утром старые люди, лет 80, а в старости не так просто встать утром, привести себя в порядок и выйти на улицу. Они идут, взявшись за руки. Я смотрю на эти пары и думаю: как же надо красиво, дружески прожить многие годы... Ведь по жизни все бывает: и измены, и разочарования, и потери, но они идут, взявшись за руки.

 видела очень великих людей, видела даже маршала Жукова перед концом жизни. Ко мне вышел из палаты неухоженный старый человек. Потому что он ушел когда-то во время войны к молодой женщине, она умерла, а семья ему не простила. И человек, перед которым был весь мир на коленях, которого боялся Сталин, был совершенно беззащитен. И я запомнила на всю жизнь, что надо все время дружить с теми, кто рядом.

ас хорошо научили умирать. Гораздо лучше, чем жить. И мы разучились отличать войну от мира, быт от бытия, жизнь от смерти. Боль от крика. Свободу от рабства. Теперь нам надо самим добывать смысл своей жизни. Учиться просто жить. Без великой истории и великих событий.

 смотрела на Киев, где люди горели, бросали коктейли Молотова… Когда там появились убитые, я просто заливалась слезами. Я поняла, что я бы уже не вошла туда, куда входила прежде. Не вошла бы в Ташкенте в госпиталь, где лежали ребята без рук, без ног после Афгана. От них отказались родители, и они ждали, когда их отправят по интернатам. И вот к ним я заходила и как-то не плакала. Сейчас не смогла бы. Я поняла, что весь мой защитный запас использован. Это не беспредельно — заглядывать вот в эту пропасть. Слава богу, что у меня хватило сил закончить эту большую работу.

елорусская власть делает вид, что меня нет, меня не печатают, я не могу нигде выступать, во всяком случае на белорусское телевидение меня не приглашают... Нужно делать свое дело спокойно, без отчаяния. Даже статус не помогает, если ты живешь в условиях диктатуры. Диктатура — примитивное создание, в ее главе обычно неумные люди.

ейчас в Беларуси промежуточное время, которое нужно прожить. Не надо быть в отчаянии, все-таки главное мы сделали — коммунизм побежден. А молодым людям я хотела бы сказать: готовьтесь к нормальному европейскому будущему — оно будет. Но имейте в виду, что капитализм — это жесткая вещь.