Дело семнадцати. «Сейчас не 37-й год, чтобы по доносу разрушать жизнь»
Ключевые фигуранты дела выступили с последним словом в суде.
Ключевые фигуранты «дела семнадцати» 18 ноября выступили в суде с последним словом. Бывшие сотрудники правоохранительных органов не смогли сдержать слез, когда рассказывали об обстоятельствах уголовного дела. Они, как и большинство обвиняемых, настаивают на своей невиновности и говорят, что в погоне за показателями следствие разрушило жизни невиновных людей.
Приводим частично доводы подсудимых.
Игорь Корицкий, 37 лет, бывший оперативник КГБ в Бресте. Вину не признал.
Обвинение (кратко). По заказу Вилюги и его подельников делал экспертизы наркотических и психотропных веществ, предоставлял информацию по задержанию наркоторговцев, а также о формах и методах работы правоохранительных органов. Прокурор запросил для него 14 лет колонии и лишения звания майора.
Последнее слово (кратко). Вину я не признаю ни по одному из составов. Я лишен свободы, престижной службы в госорганах и самое главное — опорочена честь моей семьи, честь офицера.
Если совершено преступление, всегда остаются следы. Тем более если преступление совершено с использованием оргтехники, то с точностью до секунды можно определить, какая запрашивалась информация и куда она передавалась.
Гособвинитель не предоставил ни одного даже косвенного доказательства моей вины. В деле нет доказательств, что я проводил незаконные экспертизы, что я предоставлял данные, кто задержан.
Мой адвокат предоставила 17 документов из КГБ, МВД, Госкомитета судебных экспертиз, которые объективно указывают, что я не совершал противоправных действий.
Сторона обвинения это понимает, поэтому накануне прений снова был проведен допрос свидетеля Громыко (ключевой свидетель, который сначала проходил обвиняемым по делу, но за сотрудничество со следствием перешел в статус свидетелей. — ред.). Напрашивается вопрос: для чего? Мы его уже допрашивали, восемь месяцев шло судебное следствие…
Такие действия прокурора, выражаясь профессиональным языком, называются «натянуть обвинение».
Прошу суд основываться не на голословных версиях, а на установленных фактах.
Дмитрий Веретенский, 44 года, бывший оперативник КГБ в Минске. Вину не признал.
Обвинение (кратко). По заказу Вилюги и его подельников делал экспертизы наркотических и психотропных веществ, предоставлял информацию о способах и методах работы правоохранительных органов. Прокурор запросил для него 15 лет колонии и лишения звания майора.
Последнее слово (кратко). Никогда не думал, что могу оказаться в таком положении. За время службы ко мне не было претензий.
Мои взаимоотношения с Вилюгой были прописаны документально, это оглашалось в закрытой части заседания. Мой адвокат предоставил документы, подтверждающие мои показания о том, что я невиновен.
Этому делу придали резонанс. О нем было доложено президенту. Валентин Шаев, который тогда возглавлял Следственный комитет, заявлял, что в организованную группу входили сотрудники КГБ и МВД, которые располагали арсеналом вооружения. Это не мои слова, это было озвучено по телевидению. Где же наш арсенал? Один патрон у Семеняко? (бывшей девушке Вилюги Ирине Семеняко предъявлено обвинение за незаконное хранение боеприпасов. — ред.)
Я очень дорожил свой службой. А потом мне сказали, мол, ты, Веретенский лишний.
Я работал в этой системе. И прекрасно понимаю, какие последствия будут для Бедункевича (начальник управления в ГУБОПиК МВД. — ред.), Карпенкова (начальник ГУБОПиК МВД. — ред.), Прохоренкова (возглавлял следственную группу. — ред.) в случае оправдательного приговора. Нельзя просто так продержать людей два года за решеткой. Будут серьезные последствия.
Высокий суд, если помните, еще вначале процесса я сказал, что рассчитываю на вашу объективность. Адвокаты тогда засмеялись. Но все-таки я бы хотел верить в лучшее.
Константин Денисевич, 36 лет, бывший оперативник ГУБОПиК МВД по Минску. Вину не признал.
Обвинение (кратко). По заказу Вилюги и его подельников делал экспертизы наркотических и психотропных веществ, предоставлял информацию о способах и методах работы правоохранительных органов. Убирал конкурентов LegalMinsk. Прокурор запросил для него 14 лет колонии, а также лишения звания подполковника.
Последнее слово (кратко). Высокий суд, волей случая мы провели вместе девять месяцев. Вы видели нас больше, чем свою семью, и могли сделать свои выводы о каждом из нас.
Обвинение в отношении меня базируется на переписке в скайпе между двумя абонентами. Гособвинитель вырвал фразы из контекста, неправильно их трактовал. Это не я передавал Вилюге экспертизы, а он мне.
За время нахождения под стражей со мной не были проведены следственные действия, хотя я об этом ходатайствовал. Был проведен только один допрос.
Два года было для установления истины, однако никто этого не делал.
Поэтому у меня к вам просьба: несмотря на то, что дело было заангажировано сотрудниками ГУБОП, которые хотели и получили звания и ордена (тот же Азаров, Лазарчук)… Надеюсь, на вас также не повлияют СМИ. И прошу воспользоваться статусом независимости и принять верное и объективное решение.
Алина Терегеря, 25 лет, об официальном месте работы в суде не сообщала. Вину признала частично.
Обвинение (кратко). Была руководителем «наркобизнеса» в Минске. При задержании у нее дома и в машине обнаружили запрещенные вещества. Через год и два месяца был также задержан ее парень. Прокурор запросил для нее 19 лет лишения свободы.
Последнее слово (кратко). За время нахождения под стражей — а это два с половиной года — я многое осознала. Готова нести ответственность за то, что реально сделала (признала вину в распространении наркотиков, совершенном группой лиц (ч. 3 ст. 328 УК). — ред). Но я не знала о существовании организованной группы. Преступления я совершала одна, в чем искренне раскаиваюсь. Также прошу учесть, что все запрещенные вещества, обнаруженные у меня дома, я предложила выдать добровольно. Прошу не наказывать меня сурово. 19 лет — это невероятный срок.
Евгений Тимоховцев, 29 лет, окончил юрфак БГУ, работал менеджером в частной компании. Вину не признал.
Обвинение (кратко). По просьбе Терегери, с которой его связывали близкие отношения, принимал сообщения от распространителей спайсов, обсуждал продажу курительных смесей — оптом и в розницу. Также вместе со своей девушкой делал закладки по тайникам. Был задержан спустя год и два месяца после Терегери. Прокурор запросил для него 16 лет лишения свободы.
Последнее слово (кратко). Первый раз я услышал, что такое спайсы, в СИЗО. Я до сих пор ни черта не понимаю в этих курительных смесях.
Приходится доказывать свою невиновность, потому что гособвинение фактов не предоставило.
Последней каплей стали показания Рыбко, которого я даже не знал. Все, что он заявил — это ложь, события даже по временным рамкам не совпадают.
Сидеть ни за что я больше не хочу. Я уже понял, как работает эта система. На юрфаке этому не учат.
Когда человек попадает в СИЗО, опускаются руки. Уголовное дело обязательно заканчивается обвинительным приговором. И так у всех.
Люди пишут жалобы. Но с кем бороться? Я, кстати, ни одной жалобы не написал.
Ирина Семеняко, 27 лет, об официальном месте работы в суде не сообщала. Вину признала частично.
Обвинение (кратко). По просьбе Вилюги, с которым ее связывали близкие отношения, принимала сообщения от распространителей спайсов, обсуждала продажу курительных смесей — оптом и в розницу. При обыске у нее дома был обнаружен патрон. Прокурор запросил для нее 18 лет лишения свободы.
Последнее слово (кратко). О наркотиках я узнала во время нахождения в СИЗО. Да, меня связывали отношения с Костей, на которого сейчас хотят повесить все грехи, но преступления, связанные с наркотиками, я не совершала.
И любой срок я буду воспринимать как наказание за патрон. Признаю только это обвинение. Допустила это по незнанию закона.
Если бы прокурор хоть раз побывал в ИК № 4, где отбывают наказание женщины, возможно, он бы более серьезно подошел к обвинению. Девочки, которые получили серьезные сроки, не имеют развития. Там ломают характер, ломают личность.
Может быть, для прокурора 18-20 лет — это просто цифры. Но для нас это целая жизнь.
Если мне дадут срок, как просит прокурор, я выйду на свободу в 43 года. О каком исправлении может речь? О какой семье, детях и развитии?
Андрей Працевич, 45 лет, работал в российской фирме, которая занималась реконструкцией церквей. Ранее судим за наркотики. Вину признал частично.
Обвинение (кратко). Хранение и контрабанда наркотиков — гашиш и марихуану нашли в машине, на которой он приехал из России, а также мошенничество — по просьбе Вилюги поцарапал его автомобиль, чтобы тот получил страховку. Прокурор запросил для него 7 лет лишения свободы.
Последнее слово (кратко). Я два раза отбывал наказание, при этом у меня два высших образования, я здесь самый старший.
Мы ведь все христиане, но я вижу, что появился другой бог — ГУБОП. Он решает, кто будет сидеть.
Мне не страшно отбывать наказание. Я готов ответить за то, что совершил. Мне страшно за этих ребят. Посмотрите на них. Они что, горцы? У них что, по три жизни? Все видели улыбку прокурора, когда он закончил читать свою речь, где запросил огромные сроки.
Я хочу сказать: пусть лучше дадут срок мне, чем людям, которые сидят не за что.
Константин Вилюга, 31 год, окончил журфак БГУ, директор «ВКМ-групп».
Обвинение (кратко). Организовал интернет-магазин LegalMinsk, через который реализовывал курительные смеси. Являлся руководителем организованной преступной группы: распределял роли участников и прибыль, организовывал доставку товара, решал вопросы с правоохранительными органами и конкурентами. Открыл филиалы и в России. Преступный доход ОПГ правоохранители оценили почти в 1,6 млн долларов. Кроме того, попросил товарищей поцарапать автомобиль, чтобы получить страховку. Прокурор запросил для него 20 лет лишения свободы.
Последнее слово (кратко). Хочу произнести крайнее, но не последнее слово в этой истории, которая длится уже два года и которая затронула не только меня, но и всех моих родных и близких.
Учитывая объем данного уголовного дела, ожидалось, что проделана огромная работа. Что следствие, которое длилось полтора года, проведено на совесть. Исследованы все обстоятельства. И, в конце концов, в качестве обвиняемых привлечены действительно виновные люди.
Но, как стало очевидно нам, обвиняемым, нашим защитникам и, я надеюсь, и вам, высокий суд, следствие фактически не велось.
Были задержаны предполагаемые участники некой незаконной деятельности. Задержаны безосновательно. Как выяснилось в суде, обвиняемые всячески запугивались, принуждались к даче показаний. Им прививали неприязненное отношение, заставляя оговорить друг друга.
Так называемые свидетели Громыко и Погальников, а также обвиняемый Багель, конечно, от своих позиций не отступятся, потому что они заключили сделку — «ты мне — я тебе». Но и это не помешало выяснить истину. Их допросы показали, что это за свидетели.
Так, Александр Громыко на 50% вопросов, которые ему должны были задать еще следователи, отвечать отказался. Хочу сразу сказать, что он искажает факты, говорит то, что ему сказали заинтересованные лица. И выгораживает свою жену, Алину Громыко, которая фасовала курительные смеси.
В материалах дела множество упоминаний, что он наркозависим. Как можно доверять его показаниям, не видя его в живую (Громыко давал показания по скайпу как «защищенный свидетель». — ред.)? Не убедившись, в каком он состоянии, нет ли у него синдрома отмены («ломки». — ред.)? Признательные показания он начал давать, когда узнал, что я задержан и якобы даю показания против остальных. Есть видео допроса, где он дословно говорит следователю: «Если что-то забуду, напомните».
Подтвердить, что я передавал легальные курительные смеси и забирал за это деньги, никто из обвиняемых и свидетелей не смог. Даже Громыко ни разу не видел и не слышал, как я кому-либо из обвиняемых давал указания, передавал курительные смеси и запрещенные вещества, брал у кого-либо деньги.
Исходя из рапорта, размещение контактных номеров на сайте LegalMinsk прекратилось в мае 2013 года (антинаркотический декрет, который позволил оперативно блокировать выход на рынок новых наркотиков был принят в 2014 году, преступная деятельность Вилюги, как отмечено в обвинении, еще продолжалась до его задержания в ноябре 2014-го. — ред.). Ущерб высосан из пальца, не соответствует действительности (1,6 млн долларов, по версии следствия. — ред.).
Весь резонанс, о котором говорил гособвинитель, вызван искусственно: вбросом непроверенной информации с целью придать огласке якобы какой-то синдикат. Умные люди поймут, что это не так.
Что за этим стоит на самом деле? Реальное положение дел, которое скрыто от общества — следствие велось по понятиям. Сотрудники ГУБОП пытались скрыть всё, что они натворили.
Сейчас не 37-й год, чтобы на основании ложного доноса каких-то маргиналов разрушать жизнь людей. Однако на практике получается обратное.
На основании непроверенной информации был задержан офицер КГБ Корицкий. Не имея показаний, даже намеков на противоправные действия со стороны сотрудника КГБ Веретенского, задерживают и его.
С каких пор у нас слово неоднократно судимых воров и наркоманов весит больше, чем слово офицеров госбезопасности?
Конечно, была уверенность, что я, как и Громыко, буду оговаривать сотрудников КГБ после того, как мне создали невыносимые условия в СИЗО. Однако тут ГУБОП просчитался. Я не стал оговаривать сотрудников комитета. Заявил сразу же, что ни один сотрудник силовых структур никогда не оказывал мне никакой помощи, используя при этом свое служебное положение. У меня не было необходимости проводить экспертные исследования.
Когда ГУБОП понял, что их версия ничем не подтверждается, они начали через СМИ поддерживать свою позицию. А как по-другому? Это же нужно теперь идти к министру внутренних дел и председателю КГБ и докладывать, что вот, ошибочка вышла. К сожалению, эти люди не способны признать свои грубейшие просчеты. Ведь об этом сразу же будет доложено главе государства. А тогда мало никому не покажется. Ведь все это время президент тоже просматривал эти программы (имеются в виду сюжеты на телеканале «Беларусь 1». — ред.). И был искусственно убежден, что все это правда. Повисает в воздухе вопрос: кто за это ответит?
/Константин Вилюга не успел произнести свое последнее слово до конца и продолжит выступать 21 ноября. Текст будет дополнен/
Обсудим?